В центре выставки, посвященной эволюции «нового еврейского искусства» 1910–1930-х годов, — Натан Альтман, Марк Шагал и Давид Штеренберг. У трех художников очень разные траектории, и тем интереснее их проследить
Людмила Лунина
Более 150 работ из частных и государственных собраний, центральных и региональных музеев — от Москвы до Нижнего Тагила — собрали на площадке Еврейского музея с одной главной целью. Сокуратор выставки Мария Гадас формулирует ее так: «Мы показываем, как еврейское искусство влилось в язык авангарда, как язык национальный стал языком универсальным».
В фокусе кураторов выставки, созданной при поддержке Банка ВТБ, деятельность Культур-лиги (1918–1924) — еврейской просветительской организации, проделавшей путь из Киева в Москву, Ригу, Варшаву и другие города, вплоть до Берлина, Парижа и Нью-Йорка. С тех пор как в 2003 году искусствовед Григорий (Гиллель) Казовский опубликовал исследование «Художники Культур-Лиги», интерес к этой институции не иссякает.
Культур-лига объединяла еврейских художников, писателей, режиссеров и издателей, стремившихся сообща развивать культуру на языке идиш. В начале 1920-х важнейшим центром еврейского искусства стала Москва. В 1922-м Культур-лига провела здесь выставку Натана Альтмана, Марка Шагала и Давида Штеренберга. Сохранился ее каталог, в котором перечислено 55 работ. Нынешняя экспозиция в Еврейском музее гораздо представительнее и являет собой как трибьют Культур-лиге и трем замечательным художникам, так и попытку проследить удивительную трансформацию живописного языка — от традиционной стилистики и провинциальных образов к символике авангарда. «Новое еврейское искусство» тогда рассматривалось (словами пресс-релиза) как «синтез национальной художественной традиции и открытий интернационального модернизма».
«Это выставка о происхождении еврейского авангарда, откуда он возник, — говорит Мария Гадас. — Начнем мы с еврейского народного искусства и далее посмотрим на него в контексте модернизма — так же, как мы смотрим на примитивное искусство в связи с появлением кубизма. Авангардный язык не подразумевал отказ от традиций. Это была трансформация, попытка переосмысления, на чем мы делаем большой акцент».
Кем же на момент выставки 1922 года были ее участники и что ждало их впереди?
35-летний Марк Шагал (1887–1985) преподавал в колонии для беспризорных в подмосковной Малаховке и работал в Еврейском камерном театре сценографом. Вскоре после выставки он навсегда уехал из России — его ждала невероятная международная слава. 33-летний Натан Альтман (1889–1970) также занимался сценографией, а еще оформлял Петроград к годовщинам революции и делал агитационный фарфор. В 1928 году, после гастролей Московского государственного еврейского театра (ГОСЕТ), задержался в Париже на семь лет. Вернувшись в 1935-м, попал в эпицентр сталинского террора, отошел от живописи и зарабатывал на жизнь дизайном марок и книжной иллюстрацией.
41-летний Давид Штеренберг (1881–1948) сразу после революции пару лет заведовал отделом ИЗО Наркомпроса, а в 1920-м начал преподавать во ВХУТЕМАСе, вырастив плеяду прекрасных художников, среди которых Юрий Пименов и Александр Дейнека. В 1930-х Штеренберг эволюционировал в сторону реализма, был соучредителем Общества станковистов. Из трех мастеров, имена которых вынесены в название выставки, пожалуй, только несоветский Шагал оставался верен еврейским корням до конца.
Еврейский музей и центр толерантности
«Еврейский авангард 1910–1930 гг. Шагал, Альтман, Штеренберг»
5 марта — 9 июня
Вам также может понравиться
